Вампир Лестат - Страница 127

127

И вновь я вспомнил о Мариусе и его баночках с темперой на яичном желтке.

– Как мог ты поверить хотя бы единому их слову, после того как они сожгли картины? – спросил я. – Как мог ты отдать себя в их руки?

Я почувствовал его возбуждение и поднимающийся гнев.

Выражение лица Габриэль призывало меня к осторожности, но я не увидел в нем страха.

– А ты? Во что верил ты, когда стоял на сцене театра и смотрел, как публика с воплями пытается выбраться из зала? Именно так рассказывали мне мои подданные: вампир, приводящий в неописуемый ужас зрителей, которые кричат и выбегают на бульвар Тамплиеров. Ты верил в то, что уже не принадлежишь к породе смертных. Знал, что ты больше не один из них. И для этого тебе не потребовалось вмешательство банды демонов в черных капюшонах. Ты знал это и без них. Точно так же не был смертным и Мариус. И я тоже.

– Ну, это совсем другое дело.

– Нет, не другое. Именно поэтому ты презираешь актеров Театра вампиров, которые в эти самые минуты разыгрывают свои маленькие драмы, чтобы вытрясти из карманов прогуливающейся по бульварам публики золотые монеты. Ты не хочешь обманывать и вводить в заблуждение, как это делал Мариус. И это еще в большей степени отдаляет тебя от людей. Ты хочешь прикидываться смертным, но необходимость обмана сердит тебя и заставляет убивать.

– В те минуты на сцене, – возразил ему я, – я выражал свою истинную сущность. Я не обманывал, а поступал как раз наоборот. Мне хотелось каким-то образом продемонстрировать чудовищность собственной натуры в надежде, что это поможет мне вновь вернуться к моим смертным собратьям. Пусть лучше они в страхе убегут, чем не заметят моего существования, думал я тогда. Пусть лучше знают, что я монстр, чем я вечно буду скитаться по миру, никому не известный и не признанный теми, на кого готов был молиться.

– Но из этого ничего хорошего не вышло.

– Не вышло. То, что делал Мариус, гораздо лучше. Он никого не обманывал.

– Конечно же обманывал. Он одурачил всех!

– Ничего подобного! Он просто нашел способ, позволяющий делать вид, что он живет как обычный смертный. Способ жить вместе со смертными. Он убивал только злодеев и рисовал, как делают это смертные. Когда ты рассказывал о нем, ты заставил меня видеть перед собой ангелов, голубое небо и облака. Он создавал то, что несло в себе доброе начало. И я вижу в нем только мудрость и полное отсутствие тщеславия. Ему не было нужды раскрывать свою истинную сущность. Он прожил тысячу лет и все это время больше верил небесным видениям, которые изображал на своих картинах, чем себе самому.

Арман явно смутился.

– Кого сейчас интересуют дьяволы, рисовавшие ангелов?

– Это всего лишь метафоры, – ответил я. – И на самом деле все это имеет значение! Если ты хочешь возродиться и вновь увидеть перед собой Путь Дьявола, это имеет значение! Существует множество способов нашего существования. Если бы я только мог имитировать жизнь, найти путь…

– То, что ты говоришь, мне непонятно и мало меня интересует. Бог давно от нас отказался.

Габриэль бросила на него быстрый взгляд.

– Ты веришь в Бога? – спросила она.

– Да, я всегда верил только в Бога. Это сатана, наш господин, не больше чем выдумка. И выдуманный господин предал меня.

– Тогда ты действительно проклят! – воскликнул я. – Ибо тебе прекрасно известно, что твое вступление в братство Детей Тьмы было бегством от греха, который на самом деле грехом не был.

Арман вскипел от гнева.

– Ты отчаянно жаждешь того, что никогда не можешь иметь, – возразил он, и голос его неожиданно зазвенел. – Ты смог провести Габриэль и Никола через барьеры, отделявшие их от тебя, но сам никогда не вернешься обратно.

– Почему же ты не в состоянии сделать выводы из собственного рассказа? – спросил я. – Или ты не в силах простить Мариуса за то, что он не предупредил тебя об их существовании и позволил тебе попасть в их руки? И теперь не желаешь принять от Мариуса ничего, даже намека на то, как тебе жить дальше? Я, конечно, не Мариус, но хочу сказать вот что: с того момента как я ступил на Путь Дьявола, я слышал только лишь об одном вампире старше меня по возрасту, который мог бы меня чему-то научить. И этот вампир – Мариус, твой Мастер из Венеции. И сейчас он разговаривает со мной. Он учит меня бессмертию.

– Ты смеешься надо мной!

– Нет, это не насмешка. А твое сердце разрывается при мысли о том, чего у тебя уже не будет, – нового объекта для поклонения, другого источника воздействия и влияния на тебя.

Ответом мне было молчание.

– Мы не можем стать для тебя еще одним Мариусом, – снова заговорил я, – или мрачным господином Сантино. Мы не художники, наделенные способностью широкого видения мира, чтобы вести тебя вперед. И не злобные предводители общества, уверенные в своем праве обрекать на гибель тысячи себе подобных. А именно такая власть, великое господство и уверенность в своем праве наставлять других нужны тебе сейчас.

Я невольно вскочил на ноги, подошел поближе к камину и посмотрел на Армана сверху вниз.

Краешком глаза я увидел, что Габриэль едва заметно кивнула мне в знак одобрения и на секунду прикрыла глаза, словно позволив себе наконец вздохнуть с облегчением.

Арман сидел совершенно неподвижно.

– Ты должен пройти через эту пустоту и отыскать то, что заставит тебя продолжать жить. Если же ты пойдешь с нами, то мы помешаем тебе сделать это, а ты погубишь нас.

– Но как же мне пережить все это? – Он поднял на меня полные страдания глаза, и брови его в мучительном раздумье сошлись на переносице. – С чего начать? Вы ходите по земле словно посланники самого Бога! Но для меня реальный мир, мир, в котором жил Мариус, недосягаем. Я никогда в нем не жил. Я бьюсь о стекло, не зная, как проникнуть на другую сторону.

127